Был такой белорусский поэт Пятро Глебка. Писал стихи на беларускай мове. Мы их в школе проходили.
Вот например,
Ноч. Халодная зямлянка.
Перастрэлка. Цiшыня.
Неба — чыстае, як шклянка.
Тупат быстрага каня.
…
В предпоследней строке использован эпитет. Поэт захотел показать, читателю, какое оно холодное, зимнее, звеняще-морозное, глубокое и усеянное мерцающими яркими звездами. Чтобы у читателя возник соответсвующий настрой. Конечно, прозой это все передать нетрудно — берешь и описываешь (vide supra), a вот поэтам приходится прибегать к разного рода художественным приемам. Например, к эпитетам.
Он находит подходящее, как ему кажется, сравнение: “Неба — чыстае, як шклянка”. Звучит, не правда ли?
Для тех, кто не знает белорусского, поясню. Шклянка — это стакан. Преимущественно граненый. Не обязательно, кстати, чистый. Никаких других значений у этого слова нет.
А теперь сами подумайте, можно, например, по русски написать: Небо — чистое, как стакан? Ну, с бодуна, понятное дело еще и не так напишешь, но вообще-то не принято сравнивать небо со стаканом. Ни в русской литературе, ни в какой другой. (Да, если в английском glass — и стекло и стакан, то сравнить со стеклом можно. Но в белорусском-то стекло — шкло. Вполне отдельное слово.)
Я задумался как-то на досуге, а почему, собственно, Кулешов ставнил небо со стаканом? Сразу же постарался отбросить очевидную мысль, что стакан просто стоял на столе у поэта. Возможно, даже налитый. И возможно, не чаем. Но это как-то недостойно так думать о Пародном поэте БССР (это у него такое звание было, почетное — ну как, например, народный артист)
Поэтому я постарался припомнить другие его произведения, порылся в сети… И вдруг понял, что белорусский поэт элементарно не знал белорусского языка. Попалось ему явно белорусское звучное слово “шклянка” — вот и написал, сам не понимая, что сморозил глупость.
А нас, школьников, заставляли эту шклянку наизусть учить 🙂
Впрочем, может, и не зря. Па “Гамбурскаму рахунку Бахарэвіча” (Радыё Свабода) Пятра Глебку назвалi паэтам, “Чыстым, як шклянка” (с)